В 1547—1552 годах Иван IV ходил воевать Казань трижды. Два первых похода оказались неудачны, но третий завершился успешным штурмом кремля и пленением казанского хана. Верующие утверждают, что победу обеспечил взятый Иваном Васильевичем в поход список с чудодейственной иконы Николы Тульского.

Этот дивный образ был обретен в Туле на заре XVI века. И потому отнюдь неслучайно первым православным храмом в мусульманской Казани стала церковь Святого Николая, иже зовется Тульским.

После взятия Казани храм во имя Николы Тульского появился и в Москве.

По преданию, ходивший по русской земле святитель Николай заметил, что именно в Туле его любят более всего, и стал этому городу защитой.

Образ святого нашел, копая огород в тульском Заречье, приезжий с Днепра казак по имени Ермолай. В память об этой находке и был возведен у городского кремля деревянный храм Николы Тульского, который особенно полюбился местному казачеству. Почитаемый горожанами святитель Николай помог не только взять Казань, но и отбить в том же 1552 году нападение на Тулу крымского хана Девлет-Гирея, объявившегося под городом вскоре после назначенного Иваном Грозным сбора войска в Коломне для третьего казанского похода.

Крымчаки, видимо, знали, что к Ивану Васильевичу отправился почти весь тульский гарнизон. Девлет-Гирей хотел быстро взять Тулу и двинуться дальше на Москву. Но сбыться этим планам помешали оставшаяся в Туле сотня воинов под командованием воеводы Григория Ивановича Темкина-Ростовского, сбежавшиеся в кремль горожане и, конечно, Никола Тульский. Завидев подходящего к крепости врага, горожане обошли кремлевские стены крестным ходом во главе с иконой Николы Тульского, моля святого о заступничестве.

Первое известие о появлении под Тулой семитысячного татарского отряда Иван IV получил в Коломне. Он сразу отправил на выручку городу довольно значительные силы. На следующий день очередной гонец доложил, что к Туле подошел сам крымский хан и что «наряд с ними многой и многие янычане Турского». Иван Васильевич в это время обедал. Услышав тревожную новость, он прервал пиршество и, не соверша стола, направился в церковь, а воеводам приказал строить войско для похода. После церковной службы отправились в путь.

Близ Каширы им повстречался третий гонец, который сообщил: Девлет-Гирей пришел с сыном, войско у них велико, в нем и крымчаки, и турки, и янычары. Утром того же дня враг ударил по кремлю из пушек огненными ядрами, начались пожары. Следом начался штурм. Служилых людей среди осажденных было мало, но «помощию всесилнаго Бога огнь в городе угасиша и толико с нечестивыми бишася, яко и от града отбиша». Следующим утром штурм возобновился при поддержке пушек.

В это время горожане увидели клубы пыли на дороге из Каширы — то подходили передовые отряды Ивана Грозного. Заметили идущую к Туле рать и враги, ослабили натиск, а затем и вовсе начали отступать. Тогда ободрившиеся горожане устроили вылазку: «И устремишася вси на безбожныя и изыдоша из града не токмо воеводы и воины и вси мужи и жены восприемше мужескую храбрость и младые дети и многих Татар под градом поби и… и наряд пушечной и ядра и стрелы и зелие многое, но разорение градное привезенное, взяша православнии». Подоспевшие воеводы пустились преследовать крымского хана. Догнав бегущего врага на реке Шиворони, русские отряды довершили разгром: «Царь побежал и телеги пометал и велблуды многие порезал, а иные многие живые пометал».

Колокольным звоном встретила Тула вступление в город Ивана Грозного с основным войском. Он долго молился перед образом Николы Тульского, а затем пожелал взять икону с собой на Казань. Горожане, однако, несмотря на весь страх перед Иваном Васильевичем, напрочь ему отказали, и пришлось царю удовлетвориться искусно исполненной копией.

Связанные с образом Николы Тульского чудеса на том не закончились.

В 1579 году близ его казанского храма случился пожар. Огонь уничтожил дом стрельца Данилы Онучина. На пепелище его дочь Матрона обрела икону Божией Матери, названную Казанской. В обретении ее участвовал и происходивший вроде бы из казаков священник Ермолай — будущий патриарх Гермоген. Мы немного знаем о нем, но в Туле бытует версия: это тот самый Ермолай, что нашел икону Николы Тульского. Такую возможность допускал тульский духовный писатель, историк и археолог Николай Троицкий (1851−1920). Николаю Ивановичу мы обязаны и фотографией с оригинала иконы, который, увы, исчез из тульского храма в первые послереволюционные годы. Ее изображение отличается от традиционных изображений святителя Николая.

Размер и пропорции тульской иконы (120х50 см) свидетельствуют о том, что она была предназначена для иконостаса небольшого храма. На фотографии святитель Николай стоит в рост, облачен в крестчатую фелонь поверх епитрахили и широкий омофор с крупными четырехконечными крестами. В левой руке он держит на плате кодекс Евангелия, а правой благословляет перед грудью. По бокам его фигуры на уровне головы большие круглые медальоны со вписанными в них фигурами Христа и Богоматери, иллюстрирующие Никейское чудо: возвращение святителю Евангелия и омофора. Справа на полях заметна небольшая фигура в рост апостола Симона, вероятно, соименного заказчику иконы. Серебряный оклад с накладным венцом с клеймами 1780 года, датирующими их изготовление.

Судя по сохранившейся репродукции, первоначальная живопись была уже скрыта под поздними записями в результате поновления. Поэтому явно изменён абрис фигуры, особенно в её верхней части, видоизменён рисунок облачений, в результате чего укорочен подол фелони, и, кроме того, иконописец-поновитель не разобрался в сочетании епитрахили и омофора, в результате чего появился как бы двойной, свисающий спереди конец последнего. Убранство переплёта Евангелия отражает более поздние реалии по сравнению со временем написания самой иконы. Очень уменьшен в диаметре нимб вокруг головы св. Николая. Вместе с тем, перечисленные видоизменения – ни что иное, как почти неизбежные напластования, в конечном счёте не мешающие увидеть иконографическую основу изображения с её характерными признаками, о которых следует сказать подробнее. Речь идёт о сравнительно редко встречающемся варианте, притом более раннего происхождения, чем время появления тульской иконы.

В иконографической классификации изображений св. Николая Чудотворца на русском материале различают поясной, поясной с избранными святыми на фоне и полях, поясной в житии, ростовой чиновой, ростовой в житии, «Никола Зарайский с избранными святыми», «Никола Можайский с избранными святыми», «Никола Можайский в житии», оплечный, оплечный с Деисусом и избранными святыми, оплечный с избранными святыми, оплечный в житии, в составе Деисуса, в составе избранных святых, в предстоянии Богоматери, в явлениях и житийных сценах варианты. Как можно видеть, в этой сложной схеме, однако, нет места для изображений, аналогичных представленному на тульской иконе. И даже если дело в действительности обстоит несколько иначе, всё равно отсутствие соответственной рубрики показательно, как отражающее общий характер русской иконографии святителя.
Дело в том, что фронтальное изображение св. Николая Мирликийского в рост принадлежит к числу ранних и уже представлено в миниатюре константинопольских рукописей X – XI веков. Близкий к рассматриваемому иконографический извод, отличающийся разве только положением конца омофора, подложенного под кодекс Евангелия в левой руке, может быть указан в двух византийских резных стеатитовых иконах XI века, одна из которых (размером 9,3х6,3 см) находится в Кабинете медалей Национальной библиотеки в Париже, а другая (размером 10,8х6,9 см) врезана в более позднюю икону, находящуюся в монастыре св. Екатерины на Синае. На мозаической иконе XII века (размером 14,0х10,0 см), в ювелирной оправе, хранящейся в монастыре св. Иоанна Богослова на Патмосе, святитель изображён в рост, уже с Никейским чудом. Этот же образ представлен в стенописях (мозаике и фреске) второй четверти XI века в Софийском соборе в Киеве, а также в киевских бронзовых крестах-энколпионах начала XIII века. Позже он сохраняется преимущественно в произведениях мелкой пластики, скорее, как бы по инерции, воспроизводя более ранние иконописные оригиналы. И ещё можно видеть на иконах с фронтальными изображениями избранных святых, обычно наиболее почитаемых, что особенно характерно для новгородских и псковских произведений XV – XVI веков.

Нельзя сказать, что фронтальная фигура в рост характерна и для византийских икон последующего времени. Наиболее известны выполненная около 1300 года икона в Какопетрии на Кипре и житийная икона XV века в монастыре св. Екатерины на Синае. Своего рода исключением служит происходящая из Гуслицкого монастыря Московской области загадочная по своему характеру икона, относимая к числу московских произведений рубежа XIV – XV веков. Она отличается безупречным рисунком и тёмным колоритом, преобладанием линейного элемента. Изображение святителя соединено с фигурой Георгия Победоносца. Живопись всё же можно определить как византинизирующую, хотя при этом её связь с русским иконописанием не подлежит сомнению. Заслуживает внимания тенденция к сохранению древнего образа, подвергнутого здесь лишь незначительному изменению, что, в сущности, неизбежно.

С учётом сказанного нельзя не обратить внимания на следующее: в то время как наиболее популярным в русской иконописи XIV – XVI веков остаются образы полуфигурного, Зарайского и Можайского Николы, в украинской продолжает встречаться изображение св. Николая в рост, аналогичное теперь утраченной иконе. Об этом, в частности, позволяет судить житийная икона XV – XVI века, вывезенная в годы Первой мировой войны Д.М. Щербаковским из окрестностей Калуша в Галиции. Подобное изображение представлено и на иконе конца XVI века, находящейся в Национальном музее в Кракове. Живопись этого произведения фольклоризованная, что свидетельствует о связи с демократической средой. Ещё один пример XVI века даёт житийная икона из Яблонова близ Турки, очень графичная по своему характеру, скорее напоминающая книжную миниатюру. Западнее этот иконографический вариант не встречается. В Киеве же от этого времени иконы не сохранились, и судить об их иконографических особенностях поэтому трудно. Тем не менее, указанные памятники, по крайней мере, не исключают вероятность распространения данного образа в XV – XVI веках именно в этом регионе, и, следовательно, тульское предание о находке иконы казаком выглядит как весьма правдоподобное.

О происхождении тульской иконы как будто нельзя ничего сказать определённого. Вместе с тем невозможно оспорить тот факт, что икона заказана для определённого храма, причём состоятельным лицом, о чём свидетельствует помещение его патронального святого. Сохранение ранней иконографической традиции предполагает её знание и почитание, а также генетическую связь с историческими корнями, восходящими к домонгольскому периоду. Неизбежная адаптация древнего образа ещё не ведёт к отрицанию преемственности. Тульская икона вполне могла быть выполнена в конце XV либо начале XVI века, когда ещё не возобладали новые прозападные веяния. Несомненным представляется и существование более поздних списков, распространённых не только в Туле, но и на сопредельных территориях. Один из них, например, находится в Рязани. Другие ещё предстоит найти.
Поиски историко-художественного контекста показывают, что Никола Тульский является произведением определённой эпохи и, следовательно, в полной мере отражает её характер. Стоит вспомнить хотя бы о проводимой московским правительством систематической работе по выявлению и собиранию национального и общеправославного наследия. В это же самое время происходит распространение почитания образа Николы Можайского, приводящее к появлению целой серии деревянных полихромных изваяний элитарного художественного уровня. При этих условиях «обретённая неким казаком Днепровским» икона оказалась более чем кстати.

Остаётся лишь напомнить историю тульской реликвии, как она изложена Н.И. Троицким: «Эта-то известная и знаменитая из глубокой древности икона святителя Николая и составляет теперь драгоценнейшее достояние Тульского Успенского монастыря. Первоначально св. икона находилась в Тульской приходской церкви «св. Николы, что на площади», затем, по упразднению прихода, когда церковь эта перешла к монастырю и вошла в его ограду, икона принадлежала уже монастырю. Потом, когда в 1842 году Николаевская церковь была разобрана и на её месте построена Преображенская, знаменитая икона св. Николая находилась в северном приделе её, устроенном в честь св. Николая, где находится теперь». Последние слова, увы, нельзя сегодня повторить, поскольку икона исчезла, причём, кажется, в ближайшие послереволюционные годы.

Не менее важным остаётся и другое свидетельство того же историка: «Чтимая из глубокой древности не только в Туле, но и на отдалённом северо-востоке, Тульская икона святителя Николая остаётся и доселе главной святыней города. И как в древности её особенно чтили воины и преимущественно казаки, когда она находилась в древней приходской Николаевской церкви, так и теперь, когда она перенесена в Николаевский придел Преображенского храма, её также чтут все граждане города и особенно казаки». С пропажей иконы традиция почитания образа святителя Николая в Туле прервалась на несколько десятилетий, но не забылась.

Утрата этой святыни должна была чувствительно отразиться на религиозном самосознании, но впереди были ещё большие испытания. Сейчас пришло время хотя бы осмыслить реликвию и по возможности понять, какие исторические реалии стоят за смутными поэтическими преданиями, к счастью, своевременно зафиксированными в литературе. Иначе бы оказалось потерянным всё, что связано с таинственной обретённой иконой, ставшей святыней Тулы.

В новом тысячелетии ежегодно 5 июля в храме Николы-на-Ржавце, где находится список чудотворного образа, совершаются Божественная литургия и крестный ход. В них участвуют простые горожане, казаки и военные – далекие потомки тех, кто века назад с помощью Николы Тульского защищал родной город от врага.

Пуцко В.Г. Икона Николая Чудотворца – утраченная святыня Тулы/Василий Пуцко//Тульский краеведческий альманах.-2008.- С.122-126.