Клирик тульского храма в честь святого равноапостольного князя Владимира иерей Дионисий Денисов – многодетный отец. И лишь немногие знают, что молодой священник и его жена усыновили всех троих детей.

Во время беседы отец Дионисий рассказал о своем пути к вере, начале пастырского служения, творчестве. Священник также ответил на вопросы об усыновлении и поделился, почему они с женой перевели детей на семейное обучение.

– Расскажите, как Вы пришли к вере? Ваша семья была верующей?

– Мой папа был некрещеным. Дедушка по маминой линии всегда называл себя атеистом. Маму в свое время крестили в тайне от ее отца, и меня тоже крестили в тайне от моего. Я хорошо помню день своего крещения – мне было около 3,5 лет и Таинство совершалось в храме Двенадцати Апостолов в Туле.

Осознанно к вере я пришел, когда был подростком. Я пел в переходе и познакомился тогда с будущей женой Анастасией, которая в тот момент училась на кафедре теологии в ТулГУ.

– Вы беседовали с Настей о Православии?

– Мне было интересно узнать о ее специальности, понять, кем она будет после окончания университета. Не помню, как именно, но я почувствовал, что у меня большой пробел в этой сфере – огромный пласт всеобщей истории мной был не изучен. Изначально после школы я планировал пойти учиться на дизайнера, но в итоге решил поступать на кафедру теологии.

Однажды мы вместе с подругой Екатериной, которая потом тоже поступила на теологию, решили приехать в Благовещенский храм и поговорить с протоиереем Львом Махно, заведующим кафедрой. Катя поделилась со мной, что утром перед походом в храм нельзя ничего есть, пить и плеваться – об этом ей рассказывали в детстве. Сейчас это смешно вспоминать, но тогда мы почти ничего не знали о том, как ходить в храм. Отца Льва мы в тот день не встретили, но подготовка к встрече мне запомнилась.

– Вы с будущей женой учились на одной специальности. На Ваш взгляд, это вас сплотило еще больше?

– Общие интересы всегда сближают людей. В конфликтных ситуациях мы руководствуемся одним и тем же, понимаем, что фундамент всего – вера.

– Как Вы стали священнослужителем?

– Во время учебы в университете я посещал иконописный кружок, который вел один из преподавателей кафедры Юрий Земцов. Со временем пошел работать в его иконописную артель, с удовольствием писал иконы. Однажды после окончания вуза Юрий Викторович в мастерской сказал мне, что встретил протоиерея Александра Нагайцева, который спрашивал обо мне и просил зайти поговорить. Отца Александра в то время назначили настоятелем в Свято-Владимирский храм, и ему нужен был еще один священник. Но я не собирался становиться священнослужителем, потому что, учась на теологии, не до конца понимал Литургику, плюс, как мне казалось, не обладал нужными качествами для священника.

Отец Александр спокойно объяснил мне, что поможет разобраться в ходе богослужений. Я задумался, потому что однажды уже получал предложение стать диаконом. Сейчас уже во второй раз мне предлагали пойти служить в храм. Меня посетила мысль, что Господь ведет определенным Ему ведомым путем, и я побоялся отказываться.

Все произошло очень быстро, за неделю. В воскресенье у нас состоялся разговор с отцом Александром, уже в четверг мы беседовали с владыкой, в следующее воскресенье меня рукоположили.

– Как отреагировала жена на такие изменения в Вашей жизни?

– Совершенно спокойно, она не возражала.

– Вы волновались перед рукоположением?

– У меня было ощущение, что иду на постриг. Понимал, что в жизни происходят серьезные изменения. Когда закончился мой диаконский сорокоуст, скоропостижно скончался первый настоятель Владимирского храма протоиерей Игорь Леванович, и меня рукоположили в священника. При этом я продолжал работать в иконописной мастерской у Юрия Земцова. Утром после богослужения писал иконы. Вечером вновь ехал в храм на службу, а после спешил домой читать Евангелие, чтобы подготовиться к завтрашней Литургии. Изучал и другие книги, вникал в ход богослужения. За первый год в храме причастился больше раз, чем за всю свою предыдущую жизнь.

– Иконописцы перед началом работы над образом читают молитвы, тем самым передают себя в руки Господа во исполнение Его воли. Возможно, это подготовило Вас к служению в храме?

– Иконописание – это тоже служение, но здесь нет общения с людьми и ответственности за те слова, которые ты произносишь. Когда люди приходят к священнику, его слово имеет совершенно другой вес.

– Вы сталкивались со сложностями в пастырском служении?

– Необходимо ответственно относиться к каждому сказанному слову. То, как слова будут восприниматься, зависит не только от того, как они произнесены, но и кому они сказаны. Люди все разные и каждый воспринимает слова по-своему, в соответствии со своими ожиданиями. Есть люди, которые ждут от священника, что он их будет постоянно ругать, «за косы таскать», и тогда они приходят в себя. Но другие от подобного обращения уйдут и больше не вернутся.

– Какой Вы священник?

– Скорее всего, понимающий. Стараюсь не быть безучастным. Я не умею стыдить людей. Проблема многих приходов в том, что прихожане – не семья. У нас так же – люди то приходят, то уходят. Очень хочу, чтобы прихожане воспринимали священника, как отца, а друг друга – как братьев и сестер, участвовали в жизни друг друга, общались, ходили в гости, помогали.

– Давайте поговорим о семье. Расскажите, как вы с матушкой пришли к решению усыновить троих детей?

– Время шло, детей не было, и решение усыновить пришло само. Во время венчания утверждается, что муж и жена – одна плоть, один организм. Видимо поэтому мы не обсуждали этот вопрос, решение об усыновлении произошло без озвучивания. Мы знали, что родных братьев и сестер могут не разделить, потому в документах указали, что максимально готовы взять троих малышей. Нам известны случаи, когда люди годами ждут детей, указывая, например, что им нужна новорожденная девочка славянской внешности с белыми волосами и голубыми глазами. Для нас подобное было не важно, указали, что готовы взять детей любого пола от 0 до 5 лет. Затем мы с женой прошли курс в школе приемных родителей, где общались с психологом, педиатром, юристом.

Прошло некоторое время и нам в базе показали старшую дочку – ей на тот момент было 3,5 года – и ее сестру, которая была чуть старше 1 года. Когда общались с девочками, думали, что младшая вообще не умеет говорить – она не плакала, не произносила никаких звуков. Позже оказалось, что она умеет говорить, и весьма неплохо. А вот старшая не выговаривала многие звуки, мы еще на протяжении года водили ее к логопеду.

– Что вы чувствовали в моменты общения, понимая, что это ваши будущие дети?

– Волновались. У нас было всего 10 дней, чтобы принять решение – дать согласие или отказ. Могу сказать, что младшая, Лиза, мне понравилась, несмотря на ее молчаливость. Сотрудники нам говорили, что одна девочка – практически моя копия, а другая – жены.

– Вам было важно внешнее сходство, чтобы у людей не возникали лишние вопросы?

– Совершенно нет. Дети постоянно меняются. Муж с женой с годами становятся похожими друг на друга, что уж говорить про детей, воспитываемых в семье.

– Вы сразу удочерили девочек?

– Нет. Их можно было взять только под опеку, потому что у них не было статуса на усыновление. Их родная мама, сославшись на жизненные трудности, оставила девочек в государственном учреждении. На тот момент старшей было 2 года, а младшей – 2 месяца. За год женщина навещала детей от силы пару раз. Она не была лишена родительских прав, хотя ее лишили родительских прав на предыдущих четверых детей.

На тот момент мы взяли девочек под опеку. При этом наше заявление на усыновление было первым в очереди, потому что девочек мы не удочерили, а оформили опекунство. Плюс указывали, что готовы взять троих детей.

– Что произошло дальше? Как сын пришел в вашу семью?

– Через несколько месяцев нам позвонили из органов опеки и предложили еще одну девочку. Я ответил, что у нас уже есть дочки, но если будет мальчик, пусть звонят. Произнес это тогда, скорее, в шутку. И тут через пару месяцев раздался звонок. Девушка из области приехала в Тулу, родила ребенка и сбежала из роддома. Мы быстро оформили справки, приехали в роддом, чтобы увидеть малыша. Помню, ему было всего 2 недели, но он был очень серьезным, осмысленным, хорошеньким. Прямо в роддоме мы подписали согласие.

Интересно, что по документам младший сын – наш первенец. Суд по нему состоялся раньше, чем по дочкам.

– Сталкивались со сложностями в воспитании?

– Старшая дочка поначалу разговаривала исключительно шепотом, она была очень тихой. Я буквально наклонялся к ней, чтобы разобрать, что она хочет сказать. Со временем она стала говорить очень громко. Что касается младшей дочери, она стала говорить сразу, как попала в семью, быстро освоилась. Она своенравная, с характером, при этом очень откровенная, участливая, трогательная, анализирует свои ошибки и признает их.

Мы заметили, что со старшей было сложнее всего в плане адаптации в семье. Определенные условия в государственном учреждении сформировали ее характер, и какие-то моменты мы до сих пор пытаемся переломить, хотя скоро ей исполнится 11.

– Ваши дети знают, что они приемные…

Да, мы решили не скрывать это от них, чтобы однажды это не стало шоком. Старшая Катя раньше вспоминала, что когда-то была, по ее словам, в детском садике, где тетя ругалась на детей, потому что они плакали. Катя говорила, что плакала, потому что хотела домой.

Недавно дочки узнали, что являются родными сестрами, и очень обрадовались. Хотя по темпераменту средняя, Лиза, очень похожа с братом Адрианом.

– Многие боятся, что у неродных детей могут быть плохие гены. Вы думали о подобных вещах?

– Есть множество интеллигентных семей, в которых выросли дети с криминальными наклонностями. Никогда нельзя быть уверенным в том, чьи гены будут у ребенка – возможно, он станет похож на прапрадеда, который не отличался спокойным нравом.

– О вере и Боге разговариваете с детьми?

– Да, каждое воскресенье ходим с ними в храм. Читаем детскую православную литературу, жития святых, у каждой из девочек есть своя детская Библия. Девочки любят читать Клайва Льюиса «Хроники Нарнии» – считаю, что о Боге можно говорить и таким образом.

– Вы с женой решили перевести детей на семейное обучение. С чем это связано?

– Я учился в трех разных школах и не доволен системой образования. На мой взгляд, детям не нужны учителя, которые не могут дать больше, чем написано в учебнике. Плюс, когда старшая дочка приезжала из школы и садилась за уроки, мы видели, что многое она не понимает, потому что не достаточно внимательна для такой формы обучения. Получается, мы вновь изучали то, что должны были дать в школе.

И, конечно, стоит понимать, что дети в школе вытворяют что угодно, они жестокие. Необходимо воспитывать не только их самих, но и родителей. Не хочу, чтобы мои дети сталкивались с подобным.

– Вы не боитесь, что между вашими детьми и другими ребятами образуется дистанция?

– Я буду только рад, если мои дети научатся держать дистанцию с другими.

– В чем особенности семейного обучения?

– Семейное обучение – это не легче, чем в школе. Моя жена занимается с детьми индивидуально, проходит с ними основной материал, а такие предметы, как физкультура и рисование, им засчитываются исходя из того, что девочки занимаются спортом, посещают кружки и мастер-классы по рисованию. Сейчас наши дети сдают аттестацию намного лучше, чем во время обучения в школе. Что касается распорядка дня, то в 8 утра дети просыпаются, завтракают и начинают учиться. К 13.00 занятия заканчиваются. Суббота и воскресенье – выходные дни.

– Отец Дионисий, расскажите о Вашем увлечении фотографией.

– Это гены. Мой дедушка много фотографировал. Когда мне было около 8 лет, он подарил мне первый фотоаппарат. Став взрослым, решил вникать в тонкости фотографии. Пошел по простому пути – взял пленочный Зенит и начал снимать на него. Отснял одну пленку и понял, как работает экспозиция. После этого купил себе цифровой зеркальный фотоаппарат, но со временем мне стало не хватать художественного эффекта, глубины резкости. Тогда приобрел переходное кольцо и объектив Гелиос 44. До сих пор снимаю на дедушкин портретный объектив Таир-11, который хорош для фото- и видеосъемки.

– Что любите фотографировать?

– В первую очередь, люблю фотографировать людей, но не люблю постановочные снимки. Мне интересны живые эмоции на фестивалях, праздниках, Днях Победы. Помимо этого нравится делать фото пейзажей, детей, предметные снимки.

– Дети проявляют интерес к Вашим увлечениям?

– Да, иногда мы фотографируем все вместе. К слову, Адриан очень хорошо чувствует композицию, понимает, на чем делать акценты.

– Иконописью продолжаете заниматься?

– Да. Мои недавние работы можно увидеть в иконостасе тульского Покровского храма в Черниковском переулке, храме великомученика Георгия Победоносца поселка Ленинский. Думаю, что уже пора написать семейную икону, порадовать близких.

– Вы с матушкой делаете посуду из керамики. С чего началось Ваше увлечение?

– Моя жена Анастасия однажды сходила на мастер-класс по керамике, после чего сказала, что хочет пройти обучение на курсах по лепке. Насте нравится делать изделия своими руками, чтобы было видно следы от пальцев – она лепит посуду, брошки. Я смотрел на все это, и мне тоже захотелось попробовать. Но я делаю посуду в другой технике, из пласта, а Настя предпочитает во время лепки использовать турнетку – специальную крутящуюся подставку и свои пальцы. Мне нравится создавать необычные предметы – кружки с дверными ручками или декором в виде ремня, треугольные тарелки, бутылки для масла необычной формы. Однажды захотелось создать заводной апельсин – так появилась оранжевая круглая кружка с ключиком сбоку.

– Насколько сложно совмещать пастырское служение и творчество?

– На мой взгляд, творчество – неотъемлемая часть человека, созданного Богом. Творчество – это нечто божественное в каждом из нас. Считаю, что если человек не проявляет себя через творчество, то существует неполноценно.

– Завершающий вопрос. Строите ли Вы планы на будущее?

– Очень хочу достроить дом, потому что нам с детьми тесно в одной комнате. Если говорить более широко, то хотел бы улучшить свои возможности в области проповеди – поработать над словом, донося его правильным образом до верующих.

Олеся Феофилова, фото из личного архива иерея Дионисия Денисова