Епископ  Лаврентий  (в миру Евгений  Иванович  Князев)  родился в 1877 г. в городе Кашире. Происходил из духовного звания. Был единственным сыном у матери-вдовы. Начальное образование получил в Веневском духовном училище, среднее — в Тульской семинарии. В 1902 г. окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Двадцать восьмого января 1902 г. пострижен в монашество на Валааме архиепископом Сергием (Страгородским), а 5 февраля  рукоположен в иеромонаха.

Двадцать восьмого февраля 1912 г. назначен ректором Литовской духовной семинарии и настоятелем Виленского Свято-Троицкого монастыря — в то время, когда там был архиепископ Тихон, будущий Патриарх.

В 1917 г. митрополит Тихон представил его к хиротонии,  и в феврале  1917  г. архимандрит  Лаврентий был хиротонисан во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии.

Епископ Лаврентий был усердным делателем молитвы Иисусовой, учеником и духовным другом оптинских старцев.

Однажды оптинский старец Анатолий (Зерцалов) на вопросы одной женщины, правильно ли воспитывает ее владыка и что ему передать, ответил, что совершенно правильно, и трижды земно ему поклонился. Это было незадолго до мученической кончины епископа.

В Нижнем Новгороде епископ Лаврентий благословил создание  Спасо-Преображенского братства  по  возрождению церковно-общественной жизни, организованного  А. Булгаковым. Тогда же было организовано религиозно-философское общество, просуществовавшее до января 1918 г.

Собрания проходили по средам в доме А. Булгакова. Епископ Лаврентий был непременным их участником.

В Нижнем Новгороде епископ жил и служил в Печерском монастыре. Служил часто, любил читать акафисты перед афонским образом Скоропослушницы. За каждой службой говорил проповеди и после Литургии благословлял весь народ.

Три последние свои проповеди заканчивал одними и теми же словами: «Возлюбленные братья и сестры, мы переживаем совсем особое время — всем нам предстоит исповедничество, а некоторым, и мученичество».

В доме Булгаковых говорил, что ему предсказана мученическая кончина. Рассказывали, что во время пребывания в Вильно он отдал в женский монастырь свой клобук, чтобы его привели в порядок. Монахиня, занимавшаяся этим, все вычистила, выгладила наметку, надела ее на камилавку и подошла к зеркалу взглянуть, правильно ли она сидит. Подняла клобук над головой, чтобы надеть на себя, и вдруг упала без чувств. Она увидела над клобуком огненный венец. Пробыл владыка в Нижнем Новгороде один год и семь месяцев и все это время один управлял епархией; правящий архиерей архиепископ Иоаким (Левицкий), летом 1917 г. уехал в Москву для присутствия на Поместном Соборе и не вернулся. Из Москвы поехал в Крым, где у него была дача, и там был повешен бандитами.

Третьего апреля 1918 г. епископ Лаврентий писал Патриарху Тихону: «…Дела, дела, просители, посетители задавили, и главное, что со дня хиротонии всё один и один… А тут еще приходится себе повторять пословицу: от сумы да от тюрьмы не отрекайся… Но что делать? Надо уж, видно, нести такой крест, пока Господь дает силы».

В 1918 г. государство постановило отобрать у Церкви земли и церковное имущество. Поместный собор единодушно это отверг; отобрание у Церкви храмов и церковного имущества было ничем иным, как открытым гонением на Церковь.

Седьмого июня 1918 г. состоялся съезд духовенства Нижегородской епархии. Съезд принял постановление протестовать против отобрания  храмов, монастырей и церковного имущества. Было составлено соответствующее воззвание к пастве, которое подписали епископ Лаврентий как председатель съезда, настоятель собора протоиерей Алексий Порфирьев как секретарь собрания и бывший губернский предводитель Нижегородского дворянства Алексий Борисович Нейдгардт.

В воззвании были приведены слова апостола: «Облецитесь во всеоружие Божие». Властями они были истолкованы как призыв к вооруженному восстанию.

В заботах о епархиальных  делах, в тревогах за пастырей и паству прошли вся весна и лето 1918 г. Двадцать третьего августа он писал Патриарху: «…Чувствую большое утомление и усталость от столь тяжелого, но лежащего на моих одиноких плечах бремени… Оставаясь один на епархии в такое трудное и исключительное  время, каждый день и почти каждый час приходится  принимать  вести одну тревожнее другой, не раз желая и не решаясь оставить Нижний  и приехать в Москву для присутствия на Соборе, хотя для меня это было бы очень важно и интересно, и поучительно (…) Некоторые из арестованных священников  отпущены, другие еще в тюрьме. Двадцать восьмого июля я с большими трудностями смог добыть себе пропуск и посетить их. Попытки получить разрешение на совершение в тюремной церкви богослужения не увенчались успехом (ибо заведующий — иудей)…»

В конце августа 1918 г. чекисты арестовали владыку Лаврентия. В тюрьме ему предложили занять  отдельную камеру, но он предпочел остаться в общей и первую ночь провел на голом полу. На следующий день его духовная дочь Е.И. Шмелинг передала епископу постель. Об этой постели возникло поверье, что того, кто полежит на ней, отпустят домой. И это исполнялось. Многие просились отдохнуть на его койке.

Покидал епископ камеру только тогда, когда его требовали к допросу или для выполнения принудительных общественных работ — чистки тюремного двора, метания сена, поездки с бочками за водой.

В свободное время, находясь в камере, епископ непрестанно молился, не обращая внимания на сыпавшиеся в первое время замечания и насмешки сокамерников, молился с таким усердием, что насмешки скоро прекратились и находившиеся там, умилившись молитвенному подвигу архипастыря, невольно сами стали подражать его примеру.

Немалым утешением для епископа послужило полученное им от властей разрешение священнодействовать в тюремном храме, и он не пропускал ни одного праздника  и воскресного дня, чтобы не принести Господу Бескровную Жертву о себе и о людях.

Духовные дети владыки передавали ему через келейника архиерейское облачение и продукты. Владыка высылал записку, пустую посуду, белье. Однажды выслал изношенные четки с просьбой заменить на новые. Они были переданы иеромонаху Варнаве (Беляеву), впоследствии епископу Васильсурскому, который, взяв их, сказал: «Трудовые четки».

Говорят, что епископ  дважды посылал своего келейника к протоиерею города Балахны, прося, чтобы прихожане обратились к властям с просьбой о его освобождении  как Балахнинского епископа. Жители города собрали около шестнадцати тысяч рублей, которые намеревались внести как залог, и собирали подписи под прошением об освобождении архиерея. Под таким же прошением собирались подписи и в храмах Нижнего Новгорода.

Власти, однако, не собирались освобождать святителя. На Воздвижение, 27 сентября, когда он служил в тюремной церкви, туда пришли представители  советской власти, чтобы посмотреть на него.

И таков был духовный облик святителя, так ярко горел свет его веры, что они единодушно решили убить его во избежание духовного подъема среди населения города. Но необходим был предлог.

Вечером 5 ноября епископа Лаврентия перевели на Воробьевку, в тюрьму ЧК. Вели его через весь город в сопровождении одного вооруженного  солдата. По дороге люди подходили за благословением, а следовавшие сзади видели, как он вынимал из кармана платок, по-видимому, плакал. Проходя мимо подворья Пицкого монастыря,  епископ остановился.  Там праздновался  престольный  праздник  иконы  «Всех скорбящих  Радость» и шла всенощная. Узнав, что здесь епископ, молящиеся выходили и получали от него последнее благословение.

Шестого ноября епископу Лаврентию и протоирею Алексию было сказано, что их расстреляют, и предложено помилование, если они откажутся от сана.

Нечего и говорить, что такой отказ был немыслим, палачи и сами не верили в него и потому, не дожидаясь ответа, принялись избивать священномучеников, а затем объявили окончательный приговор — расстрел.

У владыки Лаврентия были с собой Святые Дары. Он причастился сам и причастил отца Алексия. Епископ был спокоен и радостен. Отец Алексий плакал.

— Почему вы плачете? Нам надо радоваться, — сказал епископ.

— Я плачу о моей семье, — ответил о. Алексий.

— А я готов, — сказал епископ.

Вскоре к ним присоединили Алексея Нейдгардта и повели в сад, где уже была вырыта могила, у края которой их всех поставили.

Епископ стоял с воздетыми руками и пламенно молился, отец Алексий — с руками, сложенными на груди, опущенной головой и молитвой  мытаря  на устах: «Боже, милостив  буди мне грешному».

Русские солдаты отказались стрелять, потому что услышали в этот момент пение Херувимской. Позвали латышей, и они привели приговор в исполнение. Это было около одиннадцати часов вечера.

Следователь-латыш, ведший дело епископа Лаврентия, в ту же ночь пришел к Ю.И. и Е.И. Шмелинг, принес владыкины вещи и сказал, что у епископа не было никакого состава преступления, и сам вскоре уехал на родину в Латвию.

Через несколько дней Елизавета Шмелинг, идя утром к ранней обедне и проходя мимо здания ЧК, увидела, как из ворот выехала телега, на которой лежали два тела.

— Кто это? — спросила она возчика.

— Это тела епископа и священника.

— Куда вы их везете?

— На Мочальный остров, оттуда велено сбросить их в Волгу. Архиепископ Лаврентий (Князев) канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной  Церкви, проходившим 13–16 августа 2000 г. День памяти 24 октября/6 ноября.

Иеромонах  Дамаскин  (Орловский).  Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 1. Тверь. 1992. С. 161–167.