Бытует мнение, что история – это то, что происходило давным-давно, записано на страницах учебников и преподается учителями и профессорами в школах и институтах.
На самом деле история творится нами – здесь и сейчас, и нашими отцами и дедами – опытом и подвигом их повседневной жизни.
Информационный отдел Тульской епархии продолжает цикл публикаций о тульских священнослужителях и прихожанах, чья жизнь служит примером жизни с Богом в сердце и душе, являясь при этом живыми страницами истории.
Герой сегодняшнего рассказа – Иван Сюндюков, девяностолетний прихожанин Покровского (Феодосиевского) храма города Тулы, мать которого в годы сталинских репрессий не побоялась выступить в защиту приходской церкви, а его отец служил в этой церкви пономарем. Воспитанный на таких примерах Иван Сюндюков, даже будучи членом КПСС, сохранял в душе веру в Бога.
«Жили мы в Новгородской губернии, – вспоминает Иван Сюндюков. – В хозяйстве у моих родителей были лошадь, корова, овцы и поросенок, точнее, боров двухметровый. Его в стадо не гоняли, а я на нем катался – сяду верхом и еду, как на лошади, а он даже не реагирует!
Отец и мать были православными христианами. Отец прислуживал при церкви пономарем. В свое время он окончил три класса церковно-приходской школы, а мать так и осталась безграмотной.
В первую мировую батюшка воевал в Карпатах. Так как хорошо разбирался в астрономии, он был назначен проводником во время ночных рейдов.
За время службы отец был трижды ранен – в руку, в ногу и осколок через спину застрял в легких. Когда его привезли в госпиталь, совсем плох был, и врач, мужчина, сказал, что нет даже смысла на него время тратить, мол, все равно умрет через день-два. Но главврач, женщина, выгнала этого докторишку из операционной и все сделала сама. Единственно, спросила, под каким наркозом его оперировать. Общий же наркоз много лет жизни отнимает, вот отец и согласился на местный.
Когда сделали операцию, врачиха отметила, что оперировала в своей жизни много раненых, но такого терпения не встречала. На что отец ответствовал ей: «Меня Бог поддерживает и силы мне дает. С его вниманием и поддержкой – боль и не боль вовсе».
После операции пришлось ему восемь суток просидеть в подушках, чтобы кровь ртом не шла. Это было в Ростове, когда по госпиталям прислуживали знатные дамы. В отцовском отделении служил даже кто-то из царской семьи.
Прожил батя до 23 февраля 1929 года. Мне было шесть лет и пять месяцев, когда его хоронили. Когда гроб поставили во дворе, его брат пожалел, что я даже не дорос с отцом попрощаться, поэтому взял меня подмышки, поднял, и я простился с отцом, поцеловав его. Это был самый черный день в моей жизни».
После потери отца мать одна поднимала детей в неспокойные и голодные послереволюционные годы. С каждым разом жизнь била все больнее, отнимая детей и здоровье. С Божьей помощью неграмотная женщина выстояла духовно и физически.
Иван Сюндюков пытался обучать мать грамоте: «Мать ни одной буквы не знала. И вот, когда была акция по ликвидации безграмотности среди сельского населения, пытался ей про буквы рассказать, но она решила, что время попусту тратить глупо, а дожить и так можно. В общем, не стала мама учиться.
После смерти отца и потери троих детей у нее на нервной почве парализовало ноги. Пять лет пролежала в кровати. Когда от комитета бедноты с Нижнего Новгорода приезжали забрать нас в социальный детсад, выгнала их: «Пока жива, детей не отдам никому»!
Хотя мать моя ни одной буквы не знала, она все время пока болела, держала под головой Библию, Новый Завет, и частенько просила, чтобы ей почитали. Мне очень нравилось это дело, огорчало только, что мама постоянно нервничала из-за того, что об этом могут узнать в школе. Нас там иногда спрашивали, читаем ли мы Библию, есть ли у нас такая книга. Приходилось врать, что ничего такого нет.
Потом, с Божией помощью, мама выздоровела и стала ходить. Выздороветь выздоровела, но одна нога так полностью и не восстановилась. Ее односельчане стали звать с той поры Ольга-хромая».
Несмотря на физический недуг, Ольга Сюндюкова оказалась намного сильнее своих здоровых односельчан, не побоявшись отправиться в Москву к председателю Президиума Верховного Совета СССР Михаилу Калинину, чтобы отстоять приходскую церковь.
«В 1937 году батюшку нашего забрали, а церковь закрыли и на собрании постановили сделать из нее клуб, – сетует Иван Сюндюков. – Прихожане не успокоились, написали письмо, а везти его все боялись. И вот моя мать повезла это письмо к Калинину. Ее приняли и говорят, что же вы не по инстанции. Она говорит, я не знаю, что такое инстанции. Ей говорят, инстанции не знаете, а до ЧК добрались. И отправили вместе с письмом в Синод. Кто ее принял, уже не помню, но церковь пообещали сохранить и прислать нового священника. Обещание исполнили очень скоро.
Старого же священника матушку из сторожки при церкви выселили. Тогда мать их взяла себе. Питались мы за общим столом, из одного котла, деревянными ложками. Так жили 11 лет. Сын священника стал мне как родной брат. Кстати, его звать Николай, и отец благословил его перед арестом иконой царя Николая. Думается, такое заступничество спасло его от смерти – всю войну прошел с ранениями, а до сих пор жив. Сейчас ему уже 87 лет.
Мне тоже Господь помогал и мамиными молитвами меня от напастей многих уберег. Рассказывать об этом могу долго, но вот вам конкретный пример.
После обучения в военном училище мы попали не на фронт, а в военную приемку. Было нас двадцать офицеров, и пятеро из них, в том числе и я, написали рапорта с просьбой отправить всех на фронт. Я после этого письмо домой – мол, отбываю бить фашистских гадов, ждите сообщений уже теперь с передовой.
Старший военпред должен был в течение семи дней дать ответ на рапорт. Он вызвал и говорит, если бы был нашим отцом, то снял бы штаны и нашими же ремнями бы нас отшлепал, потому что он и сам на фронт хотел, но понял, что кому-то и в тылу победу ковать надо, оружие для солдат мастерить.
Потом сестра написала, что мать стала плакать и молиться Богу, чтобы избежал я военной «мясорубки», так и замолила – на фронт меня не пустили.
Но рапорта мы все равно продолжали писать и после одного из них попали в Тулу на оружейный завод. Здесь в это время работал конструктор Судаев, секретные образцы оружия которого я возил в министерство обороны. Работали так – с 8 утра до 11 ночи, а потом меня на директорской машине возили на вокзал. И вот сидишь, держишь автомат секретный между коленок, захотел в туалет – берешь с собой, а кому доверишь военную тайну?
Так с партбилетом в кармане и Божией помощью, потому что в душе я всегда о Боге помнил, до сегодняшнего дня и дожил. Кстати, меня, когда парторг спрашивал, как дела, я всегда отвечал: «Слава Богу, хорошо». И он ни разу ничего мне за это не сделал. А в 1991 году я написал заявление, что выхожу из партии и стал ходить по храмам. Все тульские храмы обошел. Везде помолился. Сейчас силы уже не те, хожу в ближний – наш Покровский храм на улице Калинина, того самого, к кому мать моя ходила когда-то».
Мы всегда должны помнить богатую историю нашего края и чтить тех, кто подвигом жизни по Христовым заповедям ежедневно прославляет Тульскую землю, благодаря кому пишутся золотые страницы летописи нашей области. К счастью, такие люди живут вокруг нас и сегодня. Просто о них редко пишут в газетах и рассказывают по телевизору. А знать и помнить их – надо.
Алексей Анкин