Доклад преподавателя Тульской духовной семинарии кандидата богословия А. А. Горбачева «Догматические основы христианской нравственности: догмат о Троице и заповедь о любви»

В наши дни получило широкое распространение мнение, что богословие не имеет существенного значения для жизни. Многие наши современники искренне думают, что богословие это нечто отвлеченное, некий интеллектуальный изыск, представляющий интерес для узких специалистов, что к жизни прямого (а то и никакого) отношения не имеет и иметь не может. Обыкновенно, богословию в этом случае противопоставляется нравственность, которая представляется самодостаточной и самоочевидной. Между тем, православное догматическое богословие утверждает, что нравственность вторична по отношению к догматике. Это не означает, что нравственность не важна. Она очень важна, но она не автономна, а имеет своим основанием догматическое учение Церкви. Более или менее пространные рассуждения на эту тему мы можем найти во многих православных пособиях по догматическому богословию. Но то, каким именно образом связаны христианские догматы и заповеди остается по большей части за рамками богословской науки.

Похожую картину мы найдем в книгах по нравственному богословию или аскетике. Связь нравственности и аскетического подвига с богословием в пособиях по аскетике не идет дальше учения о Спасении.

Настоящее рассуждение является попыткой наметить некоторые пути раскрытия связи богословия и нравственности.

Все христианские заповеди заключаются в двуединой заповеди любви – к Богу и ближнему. Господь наш Иисус Христос на вопрос о наибольшей заповеди отвечает: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 37-39). Любовь в христианстве имеет столь великое значение, что по слову апостола Павла, если я совершу самые высокие подвиги веры и достигну величайших добродетелей, «а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» и «я ничто» (1 Кор. 13:1-3). То есть, весь евангельский нравственный кодекс является лишь распространением, разветвлением этих двух главных заповедей о любви: «на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:40).

Но дело в том, что сами эти заповеди утверждаются на догматическом основании, а именно – на учении о Пресвятой Троице и о человеке, созданном по образу Божию. «Бог есть любовь» и эта вечная любовь Лиц Святой Троицы укоренена в единстве божественной природы.

Человек, созданный по образу Божию, и, следовательно, по образу Пресвятой Троицы, задуман Создателем как единая природа во множестве ипостасей. Вот, что писал об этом свт. Григорий Нисский: «Посему, как золотых статиров много, а золото одно; так в естестве человеческом поодиночке взятых людей оказывается много, например, Петр, Иаков, Иоанн, но человек в них один»[1].

Какой вывод для нашей нравственной жизни можно сделать из этого изначального единства человечества? Самый ближайший и прямой вывод из этого будет жизнь в любви по образу Пресвятой Троицы. Причем, любовь в этом случае становится необходимым условием нашего существования, и отношение к ближнему естественным образом превращается в отношение человека к самому себе. Отсюда и практическое изъяснение заповеди о любви к ближнему: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Лк. 6:31).

Но создание по образу Пресвятой Троицы не подразумевает лишь жизнь по аналогии, и не заключается в автономном существовании призванных ко взаимной любви людей. Сам Бог есть не только образ и пример, но и источник этого единения в любви тварных личностей. Любовь, соединяющая человечество, не является просто душевным состоянием или чувством. Это предвечная божественная энергия, позволяющая человеку, насколько это возможно для тварной личности, войти в единство Пресвятой Троицы.

Это единство любви, утерянное прародителями человечества, и доступное теперь в Церкви, единство, о котором Господь молится в первосвященнической молитве: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:21).

Вот это евангельское «в Нас» открывает нам, что горизонталь любви к ближнему не существует вне вертикали любви к Богу. Человечество может быть едино только в том случае, если его единство поддерживается любовью божественной. Обретая в Церкви утерянное в грехопадении единство, человечество входит в общение любви с Самим Богом.

В контексте сказанного становится более понятной мысль о связи главной христианской заповеди любви и главного христианским догмата о Пресвятой Троице. Вне троичного догмата заповедь о любви «повисает в воздухе», становится не только невозможной для исполнения, но и ненужной, превращается в опасное заблуждение.

Предложенная линия рассуждения в перспективе позволяет нам связать христианские заповеди с церковными догматами, относящимися к христологии, сотериологии, экклезиологии, антропологии и к другим разделам догматического богословия.

Мало того, осмысление догматического учения Церкви как фундамента  человеческого познания и человеческой жизни открывает перед нами  возможность истинного познания реальности не только духовной, но и материальной, исторической, политической и т. д. Это сверхзадача, решение которой в рамках нашего ограниченного земного существования возможно лишь частичо, но это единственный путь, на котором человеческая мысль получает незыблемое основание и верную систему ценностей.

Ученик и друг свт. Филарета (Дроздова), ректор Московской Духовной Академии, протоиерей Александр Горский писал об этом так: «Как же смотреть на христианскую догматику? Ужели она всегда была одна и та же по количеству объясненных истин, и по определенности этих истин? Когда рассматривается догмат, как мысль Божественная, он един и неизменен, сам в себе полон, ясен, определен. Но когда рассматривается догмат, как мысль Божественная, усвоенная или еще усвояемая умом человеческим, то его внешняя массивность необходимо с течением времени возрастает. Он прилагается к разным отношениям человека, встречается с теми или другими мыслями его, и, соприкасаясь, объясняет их и сам объясняется, противоречия, возражения выводят его из спокойного состояния, заставляют раскрывать свою Божественную энергию. Иногда века, народы его не понимают, отвергают; наконец, он берет верх. Правда, он не был побежден и тогда, когда ложь над ним торжествовала… Новые открытия ума человеческого в области истины, постепенно возрастающая опытность его, прибавляют ему ясность. В чем прежде можно было еще сомневаться, то теперь было уже несомненным, делом решенным. Таким образом, каждый догмат имеет свою сферу, которая с течением времени возрастает, теснее и теснее соприкасается с прочими частями догматики христианской и с другими началами, лежащими в уме человеческом; все это срастается, воплощается в одно тело, оживляется одним духом; вся область ума от того просветляется; все науки, чем более которая соприкосновенна догматике, от того выигрывают в точности, положительности; с течением времени все более и более становится возможной полная строгая система знания. Вот ход развития догмата, вот жизнь его. Это звезда небесная!»[2]

То есть, по мысли о. Александра Горского, вполне согласной со святоотеческим преданием, догматическое основание является необходимым условием не только христианской нравственности, но и всех вообще сфер человеческого знания, при условии, что мы стремимся к познанию реальности, а не фантазий.

[1] Григорий Нисский, свт. К Авлалию, о том, что не «три Бога». – https://azbyka.ru/otechnik/Grigorij_Nisskij/k_avlaviyu/

[2] Флоровский, Георгий, прот. Пути русского богословия. – https://bookol.ru/religiya_i_duhovnost/religiya/121553/str329.htm#book;  https://bookol.ru/religiya_i_duhovnost/religiya/121553/str330.htm#book