Не так давно наша страна отметила знаменательную дату – 75-летие снятия блокады Ленинграда. В эти дни участники тех событий, «дети войны», делились своими воспоминаниями с сегодняшними школьниками. В их числе была и Лариса Сергеевна Иванова, старейшая прихожанка тульского храма святого Александра Невского…

22 июня 1941 года она встретила в пионерском лагере под Ленинградом. В тот же день мама Ольга забрала ее домой. Так с окончанием лагерной смены окончилась беззаботная детская жизнь. Началась война.

Очень скоро наступили трудные, голодные времена. Осенью Лариса пошла во второй класс, но из-за постоянных бомбежек занятия в школе вскоре прекратились. Комбинат, на котором работали мама и отчим, перешел на выпуск военной продукции, стал оборонным предприятием. Жизнь вокруг резко изменилась: пустые магазины, карточки. Ни воды, ни света, ни тепла. И ходили, и спали дома в пальто.

Как огромное свое детское горе вспоминает Лариса Сергеевна случай, когда однажды какой-то мальчишка отнял у нее полученный по карточкам хлеб и убежал… Тот хлеб, 125 грамм на человека, был похож на пластилин. Пока она могла ходить, старалась помогать маме, приносила в бидончике воду из ручья. Но часто, поднимаясь по обледеневшим ступенькам, падала, проливала воду и доносила домой только половину. От тех падений, от постоянно разбитого носа у нее – тоже память на всю жизнь – осталась небольшая горбинка на носу.

Отчим приходил к семье раз в неделю, когда отпускали, иногда приносил небольшое поленце. «Мы пилили его, сидя и лежа», – вспоминает, – топили печку-буржуйку». Приносил «размоченный картон», его ели. Дома они большей частью лежали, мама говорила: надо беречь силы! Тогда же она, сама глубоко верующая, впервые рассказала дочери о Боге. И научила двум молитвам: «Отче наш» и «Богородице, Дево». Но строго-настрого запретила: «Никому об этом не говори, иначе могут арестовать!». Молитвы те велела читать как можно чаще: в них наше спасение! «Так мы с ней лежали и молились», – вспоминает Лариса Сергеевна.

В начале марта стал таять снег, и мама – жили в коммуналке на втором этаже – увидела из окна конские лепешки, лежавшие на улице, оставшиеся там с осени. Собрала их, вынула из них шелуху, прокипятила, смешала с картоном и сделала лепешки. «Обед» их завершился печально: «поели и отравились».

В конце марта 1942 года их семья попала в число подлежащих эвакуации: из Ленинграда вывозили самых слабых. Те, кто еще мог трудиться, «что-то держать в руках», оставались в городе. Ехали в грузовике в составе колонны по льду Ладожского озера. И снова – воспоминание: «Было очень страшно. Ночь, кругом взрывы, вспышки прожекторов. Мама все время читала молитвы и меня заставляла. Вдруг наша машина резко затормозила, мы чуть не вылетели – борта у грузовика были низкие, держаться не за что. Оказалось, впереди разорвался снаряд, и машина, которая шла перед нами, ушла под воду вместе с людьми. Долго, медленно объезжали мы эту воронку»…

Привезли ленинградцев в Вологодскую область, разместили в каком-то большом помещении; там уже стояли приготовленные койки. Дали куриный бульон в кружках и кашу, но предупредили, чтобы ели понемногу: нельзя после голода. «Мама дала мне немного поесть, остальное спрятала, – вспоминает Лариса Сергеевна. – А я плакала и все время требовала: дай мне есть! Дай мне есть! Мне было тогда 10 лет, и я стала всерьез мечтать: пойду искать себе новую маму, которая меня накормит!»

Те, кто не удержался и «набросился на еду», сильно заболели. Через какое-то время снова отправились в путь. «Погрузили нас в товарные вагоны с двухъярусными полками и повезли в Ивановскую область. Ехали целый месяц, подолгу стояли, пропуская военные эшелоны. Доехали до места не все, многие не дожили до конца дороги», – продолжает рассказчица.

Приехали в город Родники. Здесь прибывших на целый месяц поместили в госпиталь «на усиленное питание». «Мама потом рассказывала, – вспоминает Лариса Сергеевна, – что я училась ходить, держась за табуретку. Люди со мной за стол боялись садиться, такая я была страшная: скелет, обтянутый кожей. И чуть что – открывала рот и начинала реветь! Все время хотела есть и плакала, если мне «давали мало каши»…

Через месяц, окрепших, ленинградцев распределили по деревням. Их семье дали мешок картошки: на еду и на посадку. Родители стали трудиться в колхозе. «Я тоже трудодни себе зарабатывала, – говорит Лариса Сергеевна. – Ходила в сельсовет, это за четыре километра от нашей деревни. Отоваривала там наши карточки и заодно относила колхозные сводки, отчеты о сделанной работе».

Зимой родители трудились и на лесозаготовках. А еще «мама ходила по дворам, собирала оставшуюся после стрижки овец негодную шерсть – с клочками, с колючками от лопухов. Мы ее вычесывали. Мама научилась прясть из этой шерсти нитки, стирала их, и потом мы вязали варежки для фронта. Спицами нам служили проволочки…»

В школу ходила «за два километра». «В школе воспитание было очень патриотическое. Учили стихи о войне, постоянно следили за сводками с фронта. Мы трудились в деревне, а жили фронтом. До сих пор помню некоторые из тех стихов», – говорит Лариса Сергеевна.

Постепенно в деревне они обжились, завели огород, купили козу. К концу войны держали поросенка и пять кур. Но в конце мая 1945 года родителям пришел вызов из Ленинграда: надо было возвращаться на работу на комбинат.

В 1947 году снова наступили голодные времена: деньги у людей были, но купить на них было нечего. «И мы пошли в люди». Собралась «бригада» из пяти взрослых человек, трое женщин и двое мужчин, и отправились из Ленинграда в Казахстан – за продовольствием. В составе этой «бригады» была и пятнадцатилетняя Лариса с мамой.

Вспоминает, как в весеннюю распутицу 200 километров шли они вглубь Казахстана – пешком. За плечами у всех – рюкзаки, наполненные разнообразным «обменным» товаром: нитками, иголками, булавками, крючками, бусами, брошками. Тем, чего в сельской местности не было и что там ценилось. Все это шло в обмен за ночлег и пропитание в дороге нашим путникам.

Но однажды заночевать им пришлось в стогу сена. Ночью проснулись: «напала армия клещей»…

В совхозе работали до октября. Трудились, не покладая рук: люди, пережившие голод, знали цену каждому куску хлеба. За работу им хорошо платили – кроме денег, давали яйца, молоко, сметану. Женщины вытапливали ее и делали масло, которое потом повезли с собой в голодный Ленинград. Спасибо председателю совхоза, «хороший был человек», дал грузовик, чтобы доехали до Омска, до железнодорожного вокзала. Оттуда, хоть и нелегкой была дорога, с долгими ожиданиями и пересадками, но «с Божией помощью» (мама не переставала молиться) домой добрались, все заработанные продукты – муку, яйца, масло – довезли… Много позже мама Ольга показала дочери маленькую иконку святого Тихона Калужского и газетный портрет царя Николая Второго. Как она умудрилась сохранить их, уму непостижимо…

После седьмого класса Лариса поступила в Ленинградский военно-механический техникум. На первом курсе училась плохо, перебиваясь с тройки на двойку: по-прежнему все время хотела есть! «У меня перед глазами долго стояла такая картина: я держу в руках большую буханку хлеба, обнимаю ее. Я жила этой мечтой, никак не могла наесться досыта», – говорит Лариса Сергеевна. Экзамены после первого курса она «завалила», их перенесли на осень. Но на втором курсе «за ум взялась». Начала получать сначала повышенную стипендию, а потом и вовсе – стала сталинским стипендиатом! Ее фотография долго висела в техникуме на доске почета.

А после техникума «вышла замуж за военного», и с мужем-офицером объездила всю страну; дети родились на Дальнем Востоке. Работала в книжном магазине, заочно окончила книготорговый техникум. Последним местом службы мужа стал город Орел. Лариса Сергеевна Иванова работала там заведующей магазином «Военная книга».

И вот уже после смерти мужа, «еду как-то в электричке, возвращаясь из Москвы, – продолжает она свой рассказ, – подсаживается ко мне одна пожила женщина. И начинает с восторгом рассказывать, что «нашли мощи батюшки Серафима». Она пригласила меня к себе в гости, я пошла. У нее дома лежала парализованная дочка, в семнадцать лет она упала, сломала позвоночник, и так пролежала до тридцати лет; акафисты для матери переписывала. Эта женщина, ее мать, была учительницей в школе, и как ее ни гнали, ходила в храм, брала благословение перед уроками».

Новая знакомая рассказала ей, как хорошо у батюшки Серафима, как он всем помогает. Научила, что нужно взять с собой чистое полотенце, обтереть им раку с мощами и потом, когда что-то заболит, приложить его, и боль пройдет. И записочки надо батюшке под раку положить со своими просьбами, он поможет… Было это летом 1991 года, обретенные мощи преподобного Серафима Саровского в то время находились в Москве, в Богоявленском кафедральном соборе.

Таким искренним, сердечным, проникнутым глубокой верой был этот рассказ… А тут как раз случилась беда: тяжело заболел свекор дочери, отец ее мужа, тоже военный. Долго держалась высокая температура, врачи не могли поставить точный диагноз, а когда сделали флюорографию, одно легкое его уже было черным, нужна была срочная операция. Вот с известием о помощи батюшки Серафима и поехала Лариса Сергеевна к родне в Москву. Долго уговаривать сваху ей не пришлось. Пошли с ней в Елоховский Богоявленский собор. Очередь к мощам там стояла огромная, но упросили пропустить, как приезжую из Орла. «Все приложились, помолились, чистым полотенцем я раку обтерла, – говорит Лариса Сергеевна, – записочки положила. Вышли из собора и разревелись! Пошли в госпиталь к больному. Попросили его выйти к нам в больничный садик. Вышел бледный, еле живой. Сел на скамейку; рассказали ему про мощи. И вдруг сваха и говорит: давай-ка я тебя этим полотенчиком оботру! И так и сделала…»

День был воскресный, вечером Лариса Сергеевна уехала к себе в Орел. А на другой день – звонок из Москвы от свахи: муж выписывается! Легкое – чистое! Врачи – в шоке: такого не может быть!

Это чудо батюшки Серафима стало мощным толчком к новой жизни по вере. Стала ходить в храм, ездить в паломничества. В каких только святых местах не побывала – только в Прибалтике не довелось. Конечно же, и к батюшке Серафиму в Дивеево не раз ездила, молилась, благодарила. В Орле ее выбрали в «двадцатку» Свято-Троицкого храма; «поработали там немножко», говорит…

Последние двадцать лет Лариса Сергеевна живет в Туле: обменяла свою орловскую квартиру, помогая с жильем семье дочери. Сначала ходила по разным храмам Тулы, присматривалась. Познакомилась с верующими, узнала храм святого великомученика Димитрия Солунского, увидела там отца Виктора… И когда храм святого Александра Невского вернули Церкви, стала его активнейшей прихожанкой, благо, и живет неподалеку. Чем могла, всегда помогала, трудилась по мере сил в восстановлении храма. И сегодня, в свои 87 лет, она не пропускает ни одной праздничной, воскресной службы. Всегда улыбчивая, приветливая, доброжелательная. Пережившая ужасы войны и обретшая чудо живой веры…

Информационный отдел храма святого Александра Невского г. Тулы